Другие материалы номера:
	Российские нанотехнологии — процесс самоопределения «Мягкий» бизнес с немецкой твердостью Кубок Губернатора Не роскошь, а член семьи

Музеи снова в моде

Провинциальные музеи становятся местом светских тусовок.

Вопреки сложившемуся мнению, в музеи в нашей стране ходят. И не только в «раскрученные» Эрмитаж или Третьяковку. Даже областной, «провинциальный» музей способен собрать у себя немало посетителей. Надо лишь приложить немного фантазии, то есть креатива. Директор Калужского областного художественного музея Наталья Владимировна Марченко рассказала «Времени сбережений», как это сделать.

Основой собрания Калужского областного художественного музея стала коллекция местного врача Никанора Васильева, составившая к 1918 году почти 100 произведений. «Тогда художественный рынок развивался таким образом, что предметы искусства можно было покупать любому, коллекционирование было во многом заурядным явлением, практически в каждой усадьбе была своя коллекция, — отмечает Наталья Владимировна. — После революции сотрудники музея вошли в состав комиссии, которая спасала художественные ценности из дворянских усадеб, передавая их в музеи. Часть нашего собрания имеет этот источник происхождения».

— Удалось ли вашему музею тогда получить в свое распоряжение работы, которому завидовали бы московские музеи?

— Да, удавалось. Но порой потом это приходилось отдавать, в том числе кое-что из нашей коллекции находится сейчас в Эрмитаже. Связано это с тем, что советскими музееведами была разработана такая концепция: собрать в Москве и Ленинграде художественные ценности высшего порядка, а в провинции — уровня пониже, для воспитательных и образовательных целей, даже на основе копий. Отсюда и произошло переформирование музейных фондов, от чего провинциальные музеи сильно пострадали тогда.

— В этом для вас больше чести, что бывшие ваши экспонаты вошли в фонд Эрмитажа, или досады?

— Досада, конечно есть. Музей бы имел больше возможностей для проведения выставочной деятельности и значимых проектов, в том числе для межмузейных и обменных выставок на международном уровне. Но с другой стороны, пусть не у нас, а в другом музее. Главное, чтобы предмет выставлялся. Но там львиная доля этих произведений находится в запаснике, а у нас бы они находились в экспозиции. Получается, что обделенной остается публика.

Сейчас такой практики нет, она была характерна для периода до Великой Отечественной войны и нескольких послевоенных лет. Перевод произведения из одного музея в другое — сейчас вообще очень редкое явление.

— Как на нынешнем этапе формируется фонд музея?

— Музей — это, прежде всего фонды. Наша задача — выявлять музейные ценности в окружающем мире и принимать их в музейные фонды для сохранения. Этот процесс не может прерваться, так как ценности продолжают рождаться. Как один из способов пополнения музейного фонда мы практикуем устройство персональных выставок на наших площадях в обмен на картину.

— Почему столичные шедевры редко «гастролируют» по стране?

— Если мы, допустим, обращаемся в Русский музей, то за их экспонаты мы должны заплатить немалую страховую сумму. В целом же по России дела обстоят так, что музеи разделены на три уровня: федеральные, региональные и муниципальные. Музеи федеральные и субъектов федерации имеют хорошее обеспечение безопасности, в муниципальных с этим сложнее. Они слабо финансируются и даже не всегда являются юридическими лицами. Поэтому музеи, которые не в состоянии обеспечить безопасность, не будут браться за такие проекты, берутся лишь те, кто может это сделать.

— Являются ли антикварные салоны конкурентами музеев?

— Да. Там работают люди, хорошо разбирающиеся в искусстве, они быстро понимают, что купить, что продать, а что пока придержать. Музейные работники должны знать, что предлагает антикварный рынок, потому что их коллекции порой являются источником пополнения наших фондов. Дело в том, что государственный музей — это навсегда, это надежно, а частные собрания более зыбки: они возникают и исчезают. Многие коллекционеры стремятся включить свои коллекции в негосударственную часть Музейного фонда Российской Федерации. Таким образом, они делают свои коллекции открытыми и сотрудничают с государством в деле их сохранения. Ведь у предмета искусства должны быть ясная легенда, если в его «биографии» есть неизвестный, «темный» период, это сразу вызывает сомнение в подлинности. Произведение всегда должно быть на виду. Истинный коллекционер это понимает. В случае продажи коллекционер обязан предоставить соответствующую информацию о сделке. Далеко не все могут содержать коллекции в должных условиях, так как иметь музей на дому — довольно затратное предприятие.

— Ходят ли люди в музей, нет ли у вас проблем с посещаемостью?

— Проблема плохой посещаемости актуальна для всех музеев, кроме, разве что, музеев мирового уровня: Эрмитажа, Русского музея, Третьяковки или музеев Кремля. Но все это — раскрученные бренды. Остальные, даже столичные музеи, такого потока не имеют, и им приходится как-то привлекать к себе посетителей. Но не нужно думать, что крупные музеи не работают в этом направлении и почивают на лаврах. Отнюдь, тот же Эрмитаж постоянно себя рекламирует.

Могу сказать — у нас в день всегда бывает 50 человек, и это для такого музея, как наш, очень хорошо.

— Как же вы работаете над привлечением посетителей?

— Есть два главных направления. Первое: реклама деятельности музея и самого музея в СМИ. Когда я пришла сюда, то сказала сотрудниками: нам нужна постоянная рубрика в газете, передачи на радио и на телевидении. Мы сами активно пишем про себя и про наши экспонаты статьи, которые отправляем в профессиональные журналы, а что касается местной прессы, то обязательно раз в неделю что-то о нас в ней появляется.

К 90-летию музея сотрудники музея написали сценарий, пригласили режиссера, наняли съемочную группу и сняли получасовой фильм. Это был наш первый проект, который удалось осуществить на внебюджетные деньги.

Второе направление: музейные проекты, которые мы нацеливаем на целевую аудиторию. Ведь наша аудитория в целом охватывает всех, от детей до пенсионеров. Поэтому организовывать мероприятия, пытаясь объять необъятное — неправильно и нерационально. Даже для дошкольников разного возраста мы проводим разные мероприятия: для трехлеток — одно, для пятилеток — другое. Дети не могут долго сидеть и быть пассивными слушателями или зрителями. Что интересно: сейчас мы, по сути, возрождаем то ноу-хау, родоначальниками которого в свое время были российские музейщики, они пришли к выводу, что посещение детей художественного музея должно заканчиваться творческим работой ребенка. Потом такая форма работы с публикой из российской практики ушла, а иностранные музеи взяли ее на вооружение. Дети у нас в конце экскурсии рисуют, лепят, пишут сочинения.

— А чем вы привлекаете взрослых?

— Взрослых — интерактивными акциями, которые носят отчасти развлекательный характер. В этом году наш музей второй раз присоединился к акции «Ночь в музее». С 17 до 22 часов вход в музей был бесплатным, во дворе проходил концерт, а внутри — выставка цветочных композиций и наши картины. Как итог: за один день в прошлом году музей посетило 2000 человек, в этом — не меньше. Толпа ходила, как в Эрмитаже, воздуха не хватало в наших залах. Многие пришли первый раз. Но мы обратили внимание, что люди не цветочные композиции рассматривали, а произведения. Мы достигли своей цели — привели людей в музей.

Другая акция — «Рождественские экскурсии». Мы подумали, что в те 10 дней отдыха, которые у нас теперь есть, делать людям порой нечего. А тут еще две последние зимы практически нет снега. Тогда на это время мы сделали скидки на билеты для семейного посетителя. И таким образом — создали новый повод для общения родителей с детьми.

— Именем мецената названа знаменитая московская Третьяковская галерея. А есть ли люди, чьими именами можно было бы назвать музей в Калуге?

— Да, это имя нашего основателя Никанора Ивановича Васильева. Среди наших современников, к сожалению, таких практически нет. Личности меценатов мне знакомы только в лице управляющих филиалами банков, которые нам помогают. Среди них и Среднерусский банк Сбербанка России, сотрудничество с которым мы будем продолжать и с чьей помощью надеемся осуществить новые выставочные проекты.

Есть еще люди, бросающие купюры в шкатулку, которая стоит у нас в музее. Это что касается денег. Ну а если считать меценатами тех, кто дарит картины — то это художники. Коллекционеры же нам пока ничего не дарят.

Думаю, что нам и всем российским музеям помог бы соответствующий закон о меценатстве и благотворительной деятельности, который бы, к примеру, гарантировал дарителям снижение налогов.